Неточные совпадения
— Примеч. авт.] Иные, еще обросшие листьями внизу, словно с упреком и отчаянием
поднимали кверху свои безжизненные, обломанные ветви; у других из листвы, еще довольно густой, хотя не обильной, не избыточной по-прежнему, торчали толстые, сухие, мертвые сучья; с иных уже кора долой спадала; иные наконец вовсе повалились и гнили, словно
трупы, на земле.
— А я его не узнал было, старика-то, — говорит солдат на уборке тел, за плечи
поднимая перебитый в груди
труп с огромной раздувшейся головой, почернелым глянцовитым лицом и вывернутыми зрачками, — под спину берись, Морозка, а то, как бы не перервался. Ишь, дух скверный!»
— Да, я потом вас позову, — сказала Вера и сейчас же вынула из маленького бокового кармана кофточки большую красную розу,
подняла немного вверх левой рукой голову
трупа, а правой рукой положила ему под шею цветок.
Толкаченко и Петр Степанович
подняли фонари, подхватили
труп под голову; Липутин и Виргинский взялись за ноги и понесли.
Помню, эти слова меня точно пронзили… И для чего он их проговорил и как пришли они ему в голову? Но вот
труп стали
поднимать,
подняли вместе с койкой; солома захрустела, кандалы звонко, среди всеобщей тишины, брякнули об пол… Их подобрали. Тело понесли. Вдруг все громко заговорили. Слышно было, как унтер-офицер, уже в коридоре, посылал кого-то за кузнецом. Следовало расковать мертвеца…
То и дело видишь во время работы, как
поднимают на берегу людей и замертво тащат их в больницу, а по ночам подъезжают к берегу телеги с
трупами, которые перегружают при свете луны в большие лодки и отвозят через Волгу зарывать в песках на той стороне или на острове.
Но однажды, в глухом углу, около городской стеньг, она увидала другую женщину: стоя на коленях около
трупа, неподвижная, точно кусок земли, она молилась,
подняв скорбное лицо к звездам, а на стене, над головой ее, тихо переговаривались сторожевые и скрежетало оружие, задевая камни зубцов.
Она выпрямлялась, ждала, но патруль проходил мимо, не решаясь или брезгуя
поднять руку на нее; вооруженные люди обходили ее, как
труп, а она оставалась во тьме и снова тихо, одиноко шла куда-то, переходя из улицы в улицу, немая и черная, точно воплощение несчастий города, а вокруг, преследуя ее, жалобно ползали печальные звуки: стоны, плач, молитвы и угрюмый говор солдат, потерявших надежду на победу.
(Прокалывает ей грудь. В эту минуту все поражены. Он
подымает ее
труп с полу и уносит сквозь толпу удивленную. Слуги хотят броситься вслед.)
Составляется короткий протокол в казенных словах, и к нему прилагается оставленное самоубийцей письмо… Двое дворников и городовой несут
труп вниз по лестнице. Арсений светит, высоко
подняв лампу над головой. Анна Фридриховна, надзиратель и поручик смотрят сверху из окна в коридоре. Несущие на повороте разладились в движениях, застряли между стеной и перилами, и тот, который поддерживал сзади голову, опускает руки. Голова резко стукается об одну ступеньку, о другую, о третью.
В тот же миг разъяренная толпа хлынула на ступени за Поэтом. Снизу расшатываются колонны. Вой и крики. Терраса рушится, увлекая за собою Короля, Поэта, Дочь Зодчего, часть народа. Ясно видно, как в красном свете факелов люди рыщут внизу, разыскивая
трупы,
поднимают каменный осколок мантии, каменный обломок торса, каменную руку. Слышатся крики ужаса...
Я шел по улице, следя за идущим передо мною прохожим, и он был для меня не более, как живым
трупом: вот теперь у него сократился glutaeus maximus, теперь — quadriceps femoris; эта выпуклость на шее обусловлена мускулом sternocleidomastoideus; он наклонился, чтобы
поднять упавшую тросточку, — это сократились musculi recti abdominis и потянули к тазу грудную клетку.
И я, на выпускном экзамене артистически сделавший на
трупе ампутацию колена по Сабанееву, — я теперь старательно изучал, как нужно
поднять слабого больного и как поставить мушку.
Тогда несколько человек матросов
подняли с козел доски, понесли их к наветренному борту, наклонили… и два
трупа с тихим всплеском исчезли в серо-зеленых волнах Немецкого моря…
На эту сумятицу из передней выбежала толпа пребывавших в праздности лакеев и робко остановилась вдали
трупа, по другой бок которого наклонялся, чтобы
поднять подсвечники, сильно смущенный Горданов, зажимая в руке скомканный белый носовой платок, сквозь который сильно проступала алая кровь.
«Проницательный читатель», особенно припомнив мое замечание о красном лице Анненского, скажет: «Был выпивши». Нет, этого не было. Да и вообще пьяным я его никогда не видел. Но он, этот седовласый старик под шестьдесят лет, — он был положительно самым молодым из всех нас. Особенно разительно помнится мне рядом с ним П. Б. Струве. Он стоял сгорбившись,
подняв воротник пальто, и снег таял на его сером, неподвижном, как у
трупа, лице. Да и все мы были не лучше.
И когда я так чувствую свое бессилие, мною овладевает бешенство — бешенство войны, которую я ненавижу. Мне хочется, как тому доктору, сжечь их дома, с их сокровищами, с их женами и детьми, отравить воду, которую они пьют;
поднять всех мертвых из гробов и бросить
трупы в их нечистые жилища, на их постели. Пусть спят с ними, как с женами, как с любовницами своими!
Екатерина Ивановна. Бездыханным
трупом? Смотрите! (
Поднимает руки и вытягивается, как для полета — но есть в этой позе ее преувеличение и искусственность.)
Затем она, осторожно приподняв платье,
подняла бритву и бросила ее около постели под свесившейся правой рукой
трупа.
Постояв несколько минут, он наклонился над неподвижно лежавшим незнакомцем, дотронулся до него и ощутил холод
трупа. Он
поднял его руку, она тяжело упала назад. Он приложил ухо к его сердцу — оно не билось. Перед ним лежал мертвец.
— Рой! — указал ему горбун на место по берегу пруда, в полутора шагах от
трупа. — Схороним в лучшем виде… Траву-то обрежь осторожнее, пластом
подними, потом на место положим… Следа через час не будет… а золото-то у нас…
Солдаты, скорчившись на дне окопа, угрюмо дремали. Беспалов перестал хрипеть, его застывший
труп был с головою покрыт полушубком. Бородатый солдат в башлыке, втянув голову и странно высоко
подняв руки, мрачно и сосредоточенно устанавливал на бруствере свой котелок, — устанавливал и никак не мог установить.